Лил сильный дождь. Втянув голову в плечи, Хаси медленно шел по дороге, ступая по лужам и не обращая внимания на то, что ноги у него давно мокрые. Иногда останавливался, подставляя лицо дождю. Снова шел. Когда он подходил к многоэтажному дому, дождь полил еще сильней. Поднявшись на четвертый этаж, он позвонил.
— Кто там? – послышалось изнутри.
— Леми, ты один?
— А, это ты, Хаси?
— Я.
— А я тут закрылся. Отец не приходил еще. А мать ушла к Джокалу, у них сын из армии вернулся.
— Он в Афганистане служил? – Хаси уселся на кресло.
— Да.
— Не ранили его там? – Хаси оглядел комнату.
— Нет.
Леми включил телевизор. Московский «Спартак» играл с какой-то командой.
— А как там сыграли наши, читал? – Хаси взял с дивана раскрытую книгу.
— Проиграли. Один – четыре. Да разве это команда, спекулянты одни. Говорят, хороших игроков и то без взятки не берут к себе, — махнул рукой Леми.
— Интересная книга? – спросил Хаси.
— Да про мальчика одного… из школы сбегает, не учиться…
— А кто автор? – Хаси закрыл книгу, посмотрел.
— Сэленджер. Американец…
— У них всегда дети странные какие-то… «Генералы песчаных карьеров» смотрел? – Хаси положил книгу на стол.
— Смотрел.
— Мне фильм понравился очень. Как там парни дрались.
Они замолчали. Леми наблюдал за Хаси. Хаси уставился на экран телевизора, но он его не видел. И Леми ясно было, что он его не ведет.
— Что нам задали назавтра? – спросил Леми.
— Не знаю.
— Ты не был сегодня в школе?
— Был. Не помню.
Они снова замолчали.
— Леми.
— Что?
— Когда твой отец вернется? – Хаси теперь сидел, уставившись в пол.
— Ты один опять, да? Матери нет дома? – спросил Леми.
— Он же был другом моего отца, я и раньше хотел сказать ему, я не могу больше…
— Ты рассказывал мне, — Леми хотел выключить телевизор.
— Оставь, не выключай, — попросил Хаси! – Леми!
— Что? – Леми избегал прямого взгляда Хаси.
— Что бы ты делал на моем месте? Если бы у тебя отец сидел в тюрьме, а мать пропадала бы по ночам? Мне же тринадцатый год уже…
Леми не ответил.
— Сколько осталось твоему отцу? – спросил он, не глядя на Хаси.
— Три года он отсидел, пять осталось. Хаси думал о матери. Ему не хотелось этого. Но мысли о ней никогда не покидали его.
— Я ходил к бабушке. Матери там нет. Бабушка всегда заступается за нее… не люблю я их всех. Она и раньше уходила, вроде как к бабушке, и возвращалась только к утру. Я убью ее…
— Что?
— Ничего.
Он все еще смотрел на пол. Неподвижно сидел и смотрел в пол. И снова они долго молчали. Потом оба смотрели на экран телевизора. И оба его не видели.
— Если б мне было пятнадцать… сил же не хватит… боюсь, я ничего не смогу… — Хаси замолчал.
— Пройдет три года, отец твой вернется… Он сам сделает, что надо, а ты… а мы с тобой маленькие еще, — Леми замолчал тоже.
— Я подумаю, я соображу что-нибудь, — сказал Хаси. – Дом подожгу. А сам сбегу к деду. В дверь позвонили.
— А, Хаси пришел, — Лемина мать была веселая, улыбалась.
— Ух, такой дождь на улице! – вошел Лемин отец. – О, это ты, Хаси! – воскликнул он. – Два разбойника встретились?! Ага, телевизор смотрим? – И все. И больше ничего не сказал, ушел в другую комнату.
— Себила дома, Хаси? Она ходит на работу? Я так давно ее не видела, — повесив плащ, Лемина мать надела тапочки.
— Дома, — ответил Хаси и быстро посмотрел в Лемины глаза.
Шея и уши его покраснели.
Немного посидели у телевизора, думая каждый о своем, слушая, как дождь бьет в окна.
— Леми, я пойду, — Хаси направился к двери.
— Подожди… почему ты уходишь? Мы помешали вам? Ну пройдите в ту комнату, посидите еще, — заладила как всегда долго и однообразно Лемина мать.
Леми взглянул на Хаси. Тот ответил ему долгим взглядом и молча вышел на улицу, в дождь.
Навестить Хаси в больницу пришли все его одноклассники. Их не пустили к нему. Они приходили еще, снова и снова. И их, наконец, впустили. Хаси весь был в ожогах, с ног до головы. На нем ничего не было надето, только простыня висела сверху. Почти все тело было зеленное, и лишь кое-где, куда не попала зеленка, — желтое. Девочки плакали. И мальчики тоже. Прикусив губу, со слезами на глазах стояла учительница.
— Как это случилось, Хаси? Ты, наверно, спал, газ… Бедная мать… а-а-а… — учительница вдруг зарыдала в голос.
Женщина в белом халате сказала им, чтоб не шумели.
Леми не плакал. Он смотрел на Хаси. И глаза Хаси тоже останавливались на Леми.
— Леми… — зеленные губы Хаси сомкнулись, чтобы выговорить еще что-то.
— Я знаю, Хаси, почему ты… назло… ты не выбежал оттуда…
Леми стоял совсем рядом с Хаси. У него дрожали губы. Ему хотелось плакать. Но плакать он не мог. Что-то застряло в горле. Причиняло боль.
Хаси все еще смотрел ему в глаза.
— Хаси-и-и, — Леми зарыдал. Горло освободилось. Леми плакал громко, с сердцем.
Женщина в белом халате снова сказала, чтоб не шумели, а то она выгонит их..
— Я бы мог уйти, — сказал Хаси. – Я зажег и хотел уйти, но вернулся за книгами. И тут я увидел спрятанное между книгами письмо. Написанное твоим отцом моей матери… Твой отец… Теперь я все знаю! Если б я раньше знал! Я б их убил обоих, твоего отца и ее… Потом… потом, не успел я прочесть письмо, как начал задыхаться от дыма, потом я очнулся здесь… Погоди… я их убью обоих… твоего отца убью… я теперь… я теперь не маленький… я их… я их… обоих…
Сначала все было хорошо. Затем все прошло. Потом все вокруг стало как-то странно непонятным. Через девять дней Хаси умер. В тот день тоже лил дождь. Он лил целую неделю. Асфальт, люди, машины были мокрыми. Мокрым было все. Хаси повезли хоронить в село к его дедушке. Дождь прекратился. Начало было проясняться. Но снова пошли дожди. А однажды утром на улице уже лежал снег. Он был белым-белым. По белому снегу проезжали машины. А город был прежний..
Муса Бексултанов
С чеченского.
Перевод Л. Дадаловой.