В Русском музее в Петербурге хранится замечательный портрет генерала А. П. Ермолова кисти Петра Захарова. Нельзя не сказать о том, как причудливо переплелись судьбы художника и его героя.
Не многие, думается, из современных русских читателей догадываются, что лермонтовский Мцыри, один из самых ярких и любимых персонажей отечественной классики, по национальности — чеченец! Написав когда-то в детстве, в подражание Пушкину, «Кавказского пленника», теперь Лермонтов ситуацию совершенно перевернул: пленником у него становится не русский, а горец. Мцыри, конечно, чеченец не этнический, а, можно сказать, литературный. Для Белинского он — «пленный мальчик черкес» (черкесами тогда часто называли всех горцев), у Шевырева — «чеченец, запертый в келью монаха», сам Лермонтов нигде в тексте поэмы об этом определенно не говорит, но по ряду деталей можно все-таки судить и о национальной принадлежности героя. Вспомним сцену поединка с барсом и слова Мцыри:
«Как будто сам я был рожден
В семействе барсов и волков…»
Все это замечательно перекликается со строками «илли» — чеченской героической песни:
Мы родились той ночью,
Когда щенилась волчица,
А имя нам дали утром
Под барса рев заревой…
(Перевод Николая Тихонова).
По одной из версий, в поэме Лермонтова отразилась судьба известного художника Петра Захарова. По рождению Захаров — чеченец, его родной аул Дады-Юрт в 1819 году серьезно пострадал в ходе военных действий. Окровавленного трехлетнего ребенка, взятого из рук умирающей матери, солдаты доставили Ермолову, который захватил мальчика с собой в штаб-квартиру корпуса. Об этом потом в поэме «Мцыри» и упомянул Лермонтов:
Однажды русский генерал
Из гор к Тифлису проезжал;
Ребенка пленного он вез.
Тот занемог, не перенес
Трудов далекого пути;
Он был, казалось, лет шести…
Первоначально автор избрал эпиграфом к поэме французское изречение: «On n’a qu’une seule patrie» («Родина бывает только одна»), но впоследствии заменил его строкой из Библии: «Вкушая, вкусих мало меда, и се аз умираю».
Пленника Ермолов крестил и передал под присмотр казаку Захару Недоносову, откуда пошла и фамилия — Захаров. Когда ребенок подрос, его взял на воспитание двоюродный брат Ермолова — генерал П. Н. Ермолов, командир 21-й пехотной дивизии. Это участие в судьбе мальчика, этот неожиданный по милосердию жест генерала, возможно, говорит о том, что за суровой сущностью воителя, непреклонного и порой жестокого исполнителя государевой воли, имевшего целью любой ценой обезопасить южные границы державы от непокорного и воинствующего Кавказа, таилось глубоко запрятанное человеческое неприятие им же творимого кровопролития.
В дальнейшем, проявив незаурядные способности, Захаров учился в Петербургской академии художеств, завершив курс с серебряной медалью. Стал известным живописцем, за портрет Ермолова, выполненный в 1843 году, был удостоен звания академика. На портрете Ермолов изображен как человек своей эпохи, а вернее, как человек и эпоха, то есть личность столь же грандиозная, как Кавказские горы за его спиной, а эпоха — столь же грозная, как черное грозовое небо над ними.
А. П. Ермолов. Портрет работы П. З. Захарова. 1843
Трудно сказать, можно ли вполне полагаться на слова современника о Захарове, что «Брюллов считал его лучшим после себя портретистом». Однако портрет «проконсула Кавказа» — произведение впечатляющей художественной силы — получил успех в обществе, и с него было выполнено несколько литографий, причем такой известный издатель и торговец, как Дациаро, сделал это без разрешения автора, пустив в продажу «пиратские» оттиски. Считают, что Петр Захаров мог быть знаком и с Лермонтовым и даже написал его прекрасный портрет в мундире лейб-гвардии гусарского полка. Именно об этом портрете вспоминал дальний родственник и приятель поэта Михаил Николаевич Лонгинов, историк литературы, библиограф и мемуарист. Приведем отрывок из его воспоминаний, интересный во многих отношениях:
«Публике долго был известен один только портрет Лермонтова, где он изображен в черкеске с шашкой. Я первый заявил о несходстве и безобразии этого портрета, о чем говорила и г-жа Хвостова. Господин Глазунов, так старательно издававший сочинения Лермонтова в последние годы, стал заботиться о приискании лучшего и достал у князя В. А. Меньшикова (служившего прежде тоже в лейб-гусарах) портрет Лермонтова, впрочем, также неудовлетворительный, изображавший его в гусарском сюртуке с эполетами. Тогда я указал г. Глазунову на поколенный, в натуральную величину, портрет Лермонтова, писанный масляными красками, сохранившийся в саратовском имении А. А. Столыпина Нееловке, где я его и видел. Тут Лермонтов изображен в лейб-гусарском вицмундире и накинутой поверх его шинели, с треугольною шляпой в руках. Г. Глазунов приложил гравюру его к иллюстрированному изданию «Песни о купце Калашникове». Это лучший из известных мне портретов Лермонтова; хотя он на нем и очень польщен, но ближе всех прочих передает общее выражение его физиономии (в хорошие его минуты), особенно его глаза, взгляд которых имел действительно нечто чарующее, «fascinant», как говорится по-французски, несмотря на то, что лицо поэта было очень некрасиво».
Этот отрывок требует некоторых пояснений. Хотя имя художника здесь не названо, но впоследствии Лонгинов этот недостаток исправил и внес необходимое уточнение: «Нам случалось уже указывать в печати на существование оригинала этой гравюры, изображающей Лермонтова в вицмундире лейб-гвардии гусарского полка, драпированном шинелью. Мы видели этот оригинал в Саратовской губернии в селе Нееловка, у владельца его, покойного Афанасия Алексеевича Столыпина, родного брата бабки Лермонтова Елизаветы Алексеевны Арсеньевой. Оригинал писан масляными красками в натуральную величину худ. Захаровым, а гравюра выполнена в Лейпциге со снятой с него г. Муренко фотографии…»
Добавим, что упомянутая гравюра была изготовлена специально для первого отдельного выпуска «Песни про купца Калашникова», осуществленного издательской фирмой Глазуновых в 1865 году. На титуле прекрасно отпечатанной книги значилось, что она выходит «с 12 рисунками г. Шарлеманя и с новым портретом Лермонтова, гравированным в Лейпциге». Несколько более подробные сведения об этом портрете поэта приводит его товарищ по юнкерской школе Александр Меринский: «В учебных и литературных занятиях, занятиях по фрунтовой части и манежной езде, иногда в шалостях и школьничестве — так прошли незаметно для Лермонтова два года в юнкерской школе. В конце 1834 года он был произведен в корнеты. Через несколько дней по производстве он уже щеголял в офицерской форме. Бабушка его Е. А. Арсеньева поручила тогда же одному из художников снять с Лермонтова портрет. Портрет этот, который я видел, был нарисован масляными красками в натуральную величину, по пояс. Лермонтов на портрете изображен в вицмундире (форма того времени) гвардейских гусар, в корнетских эполетах; в руках треугольная шляпа с белым султаном, какие тогда носили кавалеристы, и с накинутой на левое плечо шинелью с бобровым воротником. На портрете этом, хотя Лермонтов был немного польщен, но выражение глаз и тюрнюра его схвачены были верно».
М. Ю. Лермонтов. Портрет работы П. З. Захарова. 1834
Позднее по фотографии, сделанной с этого портрета, фирмой Брокгауза в Лейпциге и была выполнена гравюра, которая с первым отдельным изданием лермонтовской «Песни» распространилась по России и стала известна читающей публике. В особом же послесловии от издателя сообщалось следующее: «К настоящему изданию мы прилагаем новый портрет М. Ю. Лермонтова, отличающийся особенным сходством, как утверждают лица, близко знавшие покойного поэта. Портрет этот гравирован в Лейпциге, у Брокгауза, с фотографического снимка, сообщенного нам из Саратова А. С. Муренко. Подлинник, с которого была сделана фотография, писан для родственника Лермонтова г. Столыпина художником Захаровым, вскоре после выхода Михаила Юрьевича из юнкерской школы».
В собрании лермонтовского музея в Пятигорске есть несколько экземпляров этой книги, но только в редких из них сохранился, по счастью, гравированный портрет поэта. Оригинал портрета хранится ныне в Институте русской литературы в Петербурге, однако авторство его не считается бесспорным.
Портрет этот также выполнен Захаровым, но уже в иной, акварельной технике. В 1980 году он был приобретен пятигорским лермонтовским музеем у крупного коллекционера в Ленинграде. Дорогая покупка вполне себя оправдала: Захаров — сомневаться в этом не приходится — блестяще владел всеми секретами не только живописного, но и акварельного портрета, один из которых и составляет теперь гордость нашего музейного собрания. Выразительные черты лица, серьезный взгляд больших серых глаз, тот же строгий темный костюм — все это, вплоть до деталей, заставляет вспомнить писаный маслом портрет Муравьева из Эрмитажа. Правда, небольшой по размеру акварельный портрет лишен фона, Муравьев же изображен сидящим в кресле в задумчивой позе. Портрет подписан автором, в правом нижнем углу отчетливо различима подпись: «П. Захаровъ. 9. Авг. 1838. 22. нояб. 1840».
В 1843 году, то есть в год получения звания академика, в полном расцвете таланта Захаров написал «Воинственный автопортрет в бурке с ружьем», изобразив себя в традиционном одеянии кавказских горцев и с зачехленным ружьем за плечами. «Задумчивое лицо, глубокие темные глаза с грустным проницательным взглядом психологически верно передают глубину горя человека, оторванного от родины, — отмечает исследователь творчества Захарова Н. Ш. Шабаньянц. — Художник отлично пишет кавказскую бурку и папаху, столь распространенные среди горцев. Непринужденная композиция, с несколько легким полуповоротом фигуры подчеркивает своеобразие портрета. Несмотря на то, что художник с самых ранних лет жил в русской семье, он никогда не забывал о своем народе и до конца жизни оставался верен ему».
Как здесь не провести аналогию с лермонтовским Мцыри, не прочитать еще раз строки, в которых замечательно описана глубина той трагедии, тех душевных мук и страданий, что теснились в груди оторванного от родной земли юноши? Как все таинственно переплелось — слава и всемогущество блистательного русского полководца и душевное одиночество талант-ливого русско-чеченского художника, взращенного на чужой почве, в лоне чуждых ему культуры и веры, которые тем не менее дали возможность раскрыть и проявить этот талант. Как переплелись судьбы русского и кавказского народов, в каком противоречии и притяжении, в каком кажущемся неприятии и одновременном интересе друг к другу сосуществуют эти две культуры, эти два народа — простодушный, щедрый и великий в своем великодушии — русский, и гордый, красивый, свободолюбивый, включающий в себя многие народности, — кавказский!
В Государственном музее-заповеднике М. Ю. Лермонтова в Пятигорске хранится пусть и не столь значительный, но все же очень интересный акварельный портрет Петра Захарова работы художника Р. Леона. Русский художник «из чеченцев» изображен на нем незаурядным и сильным человеком, достигшим высоты своего дарования, но уже утомленным нуждой и болезнью.
Перед схваткой с барсом Мцыри испытывает «жажду борьбы и крови», причем испытывает неожиданно для себя, ибо прежде, говорит он, «рука судьбы вела меня иным путем». Чеченец, ставший русским художником, — это судьба, и рукой судьбы тут послужил сам Ермолов; может быть — не слишком доброй рукой, так как аул Дады-Юрт был уничтожен именно по его приказу. Портрет генерала художник подписал так, как и обычно это делал: «П. Захаров, из чеченцев». С трех лет не слышавший родной речи, выросший в русской семье и воспитанный в лоне русской культуры, он упорно выводил всякий раз на законченном полотне: чеченец. Родина бывает только одна.
В повести «Бэла» Лермонтов восхищается способностью русского человека «применяться к обычаям тех народов, среди которых ему случается жить». Изображая «тревоги дикие войны», он умел увидеть происходящее и глазами тех, с кем судьба свела его в непримиримой схватке. Старик-чеченец, поведавший ему историю Измаил-Бея, абрек Казбич и пленный юноша Мцыри — эта череда лермонтовских персонажей-чеченцев говорит о его глубоком интересе к народу, находящемуся в смертельной вражде с его собственной родиной. В образе Мцыри нашел выражение мир идей и чувств самого Лермонтова, и в самых горьких и одновременно самых главных словах поэмы — «Я мало жил и жил в плену…» — отчетливо слышен собственный голос поэта.
Вид гор в Чечне. Рисунок М. Ю. Лермонтова. 1840
На Кавказе у Лермонтова был альбом, в который он заносил черновые наброски стихотворений и заметки на память. Привлекают внимание рисунки — вечные его всадники, отряды, передвижение войск, перестрелки и сцены сражений. Есть и незамысловатые пейзажные зарисовки, от которых почему-то веет щемящей тоской. Пустынные чеченские предгорья и затерянные среди ущелий селения горцев. Вероятно, поэт набросал их где-нибудь на походных биваках, отдыхая душой среди короткого затишья.
Николай Маркелов