Я жил в Луговом, у подножья Тянь-Шаня,
В казахском селе небольшом.
Здесь детство меня научило, как няня,
Что плохо, а что хорошо…
Село небольшое, с простыми дворами —
Нужда, теснота и беда.
Здесь заперты были навек мы властями
Без следствия и без суда.
Те страшные годы забыть я не в силах,
В них сытными были лишь сны.
Мы ели тогда даже хлеб из опилок
И ждали тепла и весны.
Чеченцы, поляки, евреи и немцы —
Беда нас связала одна,
Как будто бы свой Бухенвальд и Освенцим
Задумала сделать страна.
Мы еле ходили и еле таскали
Иссохшие мощи свои.
Последние кошки в домах исчезали,
Варились в котлах воробьи.
Одни лишь чеченцы и в голод не ели
«Нечистую» эту еду —
Искали в ущельях траву средь метели,
Оглохшую рыбу во льду.
От голода мертвыми падали люди,
Их некому было убрать..
Тяжелое время, суровые будни
Заставили нас… воровать.
Однажды средь ночи отару баранов
Пригнали ребята в село.
Их быстро раздали — подарок нежданный.
Все ахали. «Как повезло!»
Печки дымились в домах до рассвета,
Волшебной казалась еда.
Но власти мгновенно узнали об этом,
И утром явилась беда.
Чеченцев-ребят разыскали, скрутили,
Скалился злобно конвой
Казахские степи их поглотили,
Но в памяти каждый — живой…
Нашу семью не смело и не смыло
В бездну минувших годов.
Девять детей у родителей было,
Девять голодных ртов.
Всегда мы внимательны были друг к другу,
Заботливы и дружны.
Решали, как быть нам, домашним кругом,
Чтоб протянуть до весны.
Все люди привыкли жить и бояться
Окрика, свиста, гудка.
Дважды в месяц шли отмечаться,
Что не сбежали пока.
Спецпересылка. Тут о побеге
И думать не дай Аллах!
Кто все это выдержал — те навеки
Носят печать в сердцах…
Тысячу раз в Чечню возвращались
Мысленно мы и во сне.
Строгий запрет нарушая, шептались
О Родине и весне.
Трубку в Кремле раскуривал Сталин —
Накрыла страну его тень.
А мы глядели в хрустальные дали
И верили в завтрашний день!..
Я видел однажды: политзаключенных
Вдоль нашего гнали села —
Крестьян, инженеров, артистов, ученых
Судьба по этапу вела.
Они в окруженье охраны шагали —
В чем только держалась душа!
Мы с болью сердечной за них наблюдали,
Как люди брели не спеша.
Вдруг под летящий навстречу поезд
Рванулся один из них…
Во мне до сих пор звучит его голос,
Что от побоев затих…
Мне страшно сейчас вспоминать то время,
Где княжили злость и беда.
Я всей душою сегодня с теми,
Кто рядом со мной был тогда,
Кто в холод и голод помог мне согреться,
Поверить в рассвет среди тьмы.
Мы числились просто как спецпоселенцы,
Но оставались людьми!..
Пока мое сердце навек не остынет,
Я все это в нем сберегу.
Прощай, Луговое!
Прости, что доныне
Забыть я тебя не могу!
Муса Гешаев
