Накануне движения горцев в 1785-1791 гг.
В рассматриваемое время в отдельных чеченских районах через союз обществ происходил процесс их слияния. Чеченские общества находились под влиянием феодалов и феодализирующейся знати. Отсутствие каких-либо данных не позволяет сказать о количестве обществ в Чечне к этому времени.
С древнейших времен во главе чеченского общества стояла верховная организация, так называемый «Мехка-кхел» (букв. чеч. «Совет страны»). Его представляли местные старшины, жрецы и богатые люди. Лап — рабы, крепостные, крестьяне, а также ялхой — слуги — в «Мехка-кхел» не входили. В зависимости от внутренней и внешней обстановки в обществе власть «Совета страны» то ослабевала, то, наоборот, усиливалась. В обязанности «Совета страны» входило: введение цен на товары и продукты, системы единиц измерения при торговле, регулирование их в зависимости от обстановки, определение меры наказания за преступные действия членов общества, а также решение всех внешних и внутренних дел. «Мехка-кхел» являлся верховным, законодательным органом чеченцев и ингушей. В случае невыполнения требований «Мехка-кхела» виновных граждан сурово наказывали — вплоть до сожжения их селений или аулов. По своей социальной направленности этот орган власти являлся орудием классового господства и защищал интересы землевладельцев, скотоводов, духовенства, пополнявших постепенно ряды феодалов.
В целом Чечено-Ингушетия в ХУШ в. развивалась по тем же социально-экономическим законам, что и соседние народы. В описываемый период чеченцы были объединены в тайпы, представлявшие собой территориально-политические организации. Большую роль в них играла сельская община. Малая семья выступала в качестве самостоятельной хозяйственной ячейки, что содействовало процессу становления у чеченцев и ингушей классового общества.
Известно, что с расселением чеченцев на равнинные земли часть их подпадает в феодальную зависимость от аварских, кумыкских и кабардинских князей и ханов, которые в XVI XVIII вв. со своими дружинами перешли и осели на землях вайнахов. Источники не сообщают точных сведений о местах их оседания. Рядовое чеченское узденство смело вступало в борьбу с пришлыми князьями, которые ко второй половина XVIII в. успели частично «очечениться».
В 70-80-е годы XVIII в. начался другой процесс: из равнинной Чечни в результате антифеодальных выступлений горцев были вынуждены уйти последние остатки пришлых князей а некоторые из них были вовсе истреблены.
По мере того, как внутри чеченского общества складывались феодальные отношения, получили развитие и товарно-денежные отношения. У чеченской феодализирующейся знати возрос интерес к личному обогащению, наживе и к деньгам. Все это приводит, естественно, к усилению эксплуатации зависимого населения, а в конечном счете — к обострению классовой борьбы и массовым выступлениям чеченских крестьян против своих владельцев и старшин. В результате более или менее успешной классовой борьбы вызванной известными экономическими причинами, которая имела место во второй половине XVIII в. в отдельных вайнахских обществах, феодальные элементы были ослаблены, но вовсе не уничтожены. Последовательная борьба вайнахского крестьянства сказалась на развитии социальных отношений в Чечне. В XVIII в. здесь, в отличие от Кабарды, Кумыкии, Осетии и других национальных районов, не было неограниченной власти владельцев над зависимыми от них горцами. Здесь не было видимо, как у соседних народов, купли и продажи крестьян и членов их семей, не наблюдались у вайнахов и столь чудовищные и унизительные формы насилия феодалов над личностью крестьян, как, например, у кумыков и кабардинцев.
Ни в одном из уголков Северного Кавказа феодалы не чувствовали такой неуверенности своего положения, страха перед подвластными крестьянами, как в Чечне. В переписке с царскими властями князья и владельцы постоянно подчеркивали свою неспособность удерживать в повиновении подвластных горцев, просили помощи в борьбе с восставшими крестьянами или разрешения переселиться под защиту царских крепостей и укреплений Кавказской Линии. Опасения местных владельцев за свою судьбу были вполне обоснованы. В это время произошло несколько крупных антифеодальных восстаний, в результате которых значительная часть феодалов была истреблена. Так, 1758—1760 гг. произошло возмущение трудовых чеченцев против кабардинского владельца Девлет-Гирея, приведшее к переселению его на равнинные земли, ближе к царским властям, под их защиту. После Девлет-Гирея восставшими чеченцами были изгнаны и другие пришлые владельцы. Владелец Хасбулат из с. Атаги был убит восставшими. «Хотя затем остальные владельцы, кроме Девлет-Гирея, — писал Г. А. Ткачев, — были водворены русскими вновь на прежние места, однако в 1783 г. возмущение (чеченцев. — III. А.) повторилось, и владельцы на этот раз окончательно были изгнаны».
Активизация политики царизма на Кавказе имела определенные социально- экономические и военно-стратегические предпосылки. В экономическом отношении Кавказ необходим был русским помещикам-крепостникам, чтобы еще более расширить свои феодальные владения и распространить крепостное право на новые территории, а также обеспечить развитие своей отечественной промышленности и торговли путем расширения рынков сбыта и освоения источников сырья на окраинах.
Начиная со второй половины XVIII в. царизм предпринимает серьезные шаги для укрепления своих позиций на Северном Кавказе. С этого времени царизм ведет систематическую борьбу за покорение северокавказских народов. Начало было положено военной колонизацией, а включавшейся в насильственном переселении волжских и донских казаков на реки Кубань, Терек и далее к Кавказским горам путем экспроприации лучших равнинных земель у местного населения. На экспроприированных землях горцев русское командование строило казацкие станицы и поселения, а в предгорьях сооружало военные форпосты г укрепления.
Новый этап начавшейся военно-казачьей и крестьянской колонизации в конце XVIII в. земель местного населения Северного Кавказа был порожден колонизаторской политикой царизма и служил его захватническим целям. Не случайно с 80-х годов XVIII в. и до 1804 г. царизмом было роздано помещикам в предкавказском крае 623 306 десятин земли. В XVIII веке царская Россия продолжала развивать планы дальнейшего продвижения в Чечню и в соседний Дагестан. Это время начала активного и жестокого по своим методам нажима царизма на народы Кавказа. Через Астраханское губернаторство на Тереке стали проводиться мероприятия, в результате которых из нижнетеречных казачьих станиц была организована Кизлярская укрепленная Линия, а основанная позже, в 1763 г., крепость Моздок стала играть особо важную роль в дальнейшей политике царизма на Северном Кавказе.
Вторая половина XVIII века стала новым этапом в русско-чеченских отношениях. С этого времени, с одной стороны, усиливается русская ориентация чеченцев, заинтересованных в расширении торговли, а с другой — активизируется политика царских властей на пути насильственного присоединения горских земель. С момента активного заселения гребенскими казаками левого берега Терека, плодородные земли которого до этого обрабатывались чеченцами, начинается борьба местного населения с русскими властями.
Вытеснение чеченцев шло именно с плодородных берегов Терека, дававших горцу обильный урожай. Порой, открытой силой изымая из владения чеченских обществ самые удобные для землепашества плодородные земли и лучшие плоскостные угодья и закрепляя их за казачеством, царизм тем самым теснил жителей Чечни в глубь бесплодных горных хребтов. Известно, что одним из самых острых вопросов для чеченцев и ингушей в рассматриваемое время был земельный вопрос. Вайнахи сильно страдали от безземелья в горах и не раз предпринимали попытки заселить плодородные равнины.
Открываемые царизмом на Кавказской Линии специальные меновые дворы для регулирования торговли с горцами также использовались для проведения колониальной политики царизма. На противодействия чеченцев власти отвечали карательными экспедициями в чеченские селения с целью сожжения целых аулов, уничтожения посевов урожая, а также запасов хлеба, истребления садов.
Таким образом, усиление колониальных мероприятий царизма и обострение внутренних классовых противоречий в горских обществах в конце XVIII века обусловили тот глубокий социальный протест, который вылился в мощное восстание в Чечне и на Северном Кавказе в 1785-1791 гг. под предводительством Ушурмы (шейха Мансура). Биографические сведения о Мансуре. В отличие от года рождения, сведения о месте рождения и социальном происхождении Ушурмы довольно определенны. Родился он в 1760 г. в чеченском ауле Алды в бедной крестьянской семье. По свидетельству академика Н. Ф. Дубровина, «действительное имя его было Учерман, переделанное нами сначала в Ушурму, а потом в Мансура. Впоследствии и сам Ушурма называл себя этим именем». Конечно, слово «нами» в цитате Н. Ф. Дубровина не нужно воспринимать буквально, ибо вовсе не русские давали и меняли имена будущего первого имама на Северном Кавказе. А. Терещенко считал, что лишь в Ушурму переименовали русские Учермана, который впоследствии сам присвоил себе имя Мансур. Как бы то ни было, но именем Учерман будущего имама Мансура называл и русский агент татарин Али-Солтан, посланный в село Алды в марте 1785 г. Отца Ушурмы звали Шебессе (Шабаз). Были у Мансура братья, двое из которых были еще живы в момент его пленения. С самых ранних лет пришлось Ушурме испытывать нужду и тяжелый труд. «Будучи сыном бедных родителей, он не мог получить никакого образования и в молодости своей пас скот». Немного возмужав, он, по его словам, «упражнялся в земледелии». Но ни пастушество, ни тяжелый крестьянский труд не вывели Ушурму из бедности. Поэтому ему были очень близки и понятны заботы и чаяния горского крестьянства. Впоследствии, став признанным вождем горских масс, Ушурма отличался удивительным бескорыстием, раздавал бедноте тот скот и подарки, с которыми тянулись к нему со всех сторон многочисленные последователи. Неудивительно поэтому, что и в момент пленения имам Мансур был таким же бедным, как и перед восстанием пастух Ушурма. «Я беден, — говорил он в показаниях Тайной экспедиции, — все мое имение состоит из двух лошадей, двух быков и одной хижины».
Скупые сведения о других членах семьи Ушурмы противоречивы. Так, Ал. Беннингсен пишет, что «женившись, он имел двух детей, но к моменту своего возвеличения бросил жену». Однако сам Ушурма в показаниях Тайной экспедиции говорил о том, что он женат и имеет не двух, а трех детей: «+ есть у него жена по имени Чачи, сыну восемь лет, двум дочерям — четыре и один год». Алдынский пастух, даже по словам царских историков, являлся незаурядной личностью и резко выделялся среди своих односельчан. «Одаренный природой гибким и проницательным умом » и «сильной волей, он являлся прекрасным психологом и умел внушить глубокое доверие окружающим».
Говоря о внешности Мансура, следует отметить, что, по свидетельству имама Шамиля, «он был очень красив» и имел при этом «мужественную привлекательную наружность» и, несмотря на то, что «совершенно не знал грамоты», все же «владел необыкновенным даром слова». Кроме того, по свидетельству того же Шамиля, Мансур был «так велик ростом что в толпе стоящих людей казался сидящим верхом на лошади».
Жил Мансур замкнуто, уединенно. «Под строением его сделана землянка, весьма крепкая, где он ночует, караул его из родственников, есть ему дает жена его и ни с чьих рук не берет пить, кроме оной». Одевался он также необычно, выходил в на род всегда в поражающем фантазию простых горцев костюме чем он производил на них сильное впечатление. Лица своего толпе не показывал, а выходил обычно с закрытой головой. Одевался в зеленую шаль. Старшины Алдынской деревни доносили царским властям: «В деревне оказался какой-то человек, одевается в разноцветное платье такое, что на свете никогда не видали».
Роль исламской идеологий в освободительной борьбе горцев. Безусловно, при тогдашних условиях и религиозные, и социальные мотивы должны были принести авторитет Мансуру и выдвинуть его в качестве имама и предводителя начавшегося широкого народного движения масс.
Сама логика событий неумолимо вела горцев к объединению под единой идеологической оболочкой религии. Более широкие возможности для объединения представляла новая религия — ислам, общая для всех народов Северного Кавказа, за исключением части осетин. Политика жестокой эксплуатации трудовых горцев, проводимая царской администрацией на Кавказе, способствовала невиданно стремительному распространению ислама среди них. По признанию официальных дореволюционных историков, «религиозный фанатизм был возбужден и у них (чеченцев. — Ш. А.) лишь в 1785 году, когда чеченец по имени Ушурма, прозванный за его ученость и святость жизни шейхом Мансуром, сумел соединить национальную борьбу с религиозной». С этого времени начинается ожесточенная борьба с царской администрацией.
Как видно, даже дореволюционные исследователи не могли не указывать на прямую связь между религиозной оболочкой национально-антиколониальной борьбой, на зависимость первой от второй. Таким образом, если раньше «зачастую только правящие классы были мусульманами, а крестьянская же масса оставалась в идолопоклонстве», то нужна была царская угроза, чтобы горцы Кавказа освоили действительное «мусульманское сознание».
Характер публичных проповедей Мансура. Из имеющихся письменных и архивных источников невозможно полно и ясно получить сведения о религиозной подготовке и религиозных откровениях Мансура до весны 1785 года, до его публичного выступления с «пророческими» откровениями. Но, тем не менее, они позволяют судить о том, что имамом было потрачено, по всей вероятности, немало времени для подготовки к публичным религиозным проповедям.
В своих показаниях при допросе в Тайной экспедиции Мансур сообщил, что представители духовенства одобрительно отнеслись к его нравоучениям и даже прониклись к нему уважением и назвали его шейхом в 1783 году. Сам Мансур рассказывал, что «слухи о его обращении к честной жизни быстро распространились среди сородичей», так как он избавился от стремления к воровству и грабежам. Во время же «размышлений и очищений» в горах у Мансура бывали «видения», в частности, в образе двух всадников, посланных якобы сам пророком Мухаммедом, которые называли его имамом призывали к проповедям среди горцев. В 1784 г. он то ли объявил, то ли заставил признать» себя шейхом и имамом, а в начале 1785 г. начал свои публичные проповеди.
Впервые с публичными проповедями Мансур выступил в начале марта 1785 г. у себя в деревне Алды. После мучительных двух суток, в течение которых родственники удерживали его от пророчеств, «оный ших (Мансур. — Ш. А.) взошел на мечеть, созывал всех к богомолью, и как народ собрался великим количеством к мечети, то оный, не слезая с мечети, увещевал всех тут предстоящих, дабы они отстали от всех злых предприятий и кто с кем имеет ссору и вражду, примирились бы, а равно вина и водки не пили, табаку не курили, подавали бы милостыню и наблюдали закон мохаметов. Поуча сему, пошел в свой дом, куда и все скопище за ним пошло, а по приходе приказал зарезать двух баранов, оные все роздал тут всем предстоящим, чем тот день и окончился. На другой день из бывших у него (Мансура. — Ш. А.) 2-х волов, взяв одного, вышел на кладбище и, обведя около его кругом раза три, пришел-таки домой и там зарезал, из которого половину отдал бедным, другую — учащимся грамоте малолеткам». «С коего времени, — сообща далее Али-Солтан услышанное им в Алдах о Мансуре, — разнесся повсюду слух, а по нем и собирается великое количество людей и всякий день приводят к нему скотину, которую раздает! бедным, да и сам с родственниками из нее же питается. Из родственников его одного в давних годах убил горский житель, который бы также должен был отвечать жизнью, но он, ших, принудил мать и всех родственников сие упустить и помириться, смотря на то, и другие тому последовали и стараются делать его повеления, а вино, водку пить и табаку курить жители деревни Алдынской тогда же оставили, да и приезжие, кто только у него ни побывает, то предается его учению, равно и воровство, что прежде почиталось за удачу, ныне в пренебрежении и всякий оттого уклоняется».
При внимательном рассмотрении содержания проповедей Ушурмы нетрудно убедиться, что он в сущности «+ни чего нового к Корану не прибавил». Он учил «соблюдать строго заповеди Магомета, раздавать милостыню, не красть, не грабить, не прелюбодействовать, не пьянствовать».
Из религиозных проповедей имама выводились три основные направления его программы:
1). Возвращение к исламу чистому и аскетическому;
2). Борьба против адатов и введение убеждением или силой законов шариата;
3). «Священная война» (газават) ведется сначала против соблюдающих адаты, затем
против «неверных» (иноверцев-горцев) и, наконец, против царизма.
Крестьянская беднота, увидев под религиозной оболочкой выражение своих интересов, стремительно стала принимать учение Мансура. Феодалы же почувствовали в шариате, в том виде, в каком его трактовал Мансур, подрыв всех своих прав, смертельную угрозу своему владычеству и стали цепляться за адаты. Между тем, добившись определенных успехов в распространении ислама в равнинных селах Чечни, завоевав авторитет и популярность среди народа, Мансур намечает походы в горы, где еще целые чеченские общества оставались под влиянием полуязыческих и полу христианских верований, а также в земли карабулаков, ингушей и осетин, в соседнюю Кумыкию, Дагестан и Кабарду, чтобы преодолеть сопротивление феодалов.
В донесениях царских агентов сообщалось о том, что Мансур во главе своего отряда с приближенными разъезжает по горным селам Чечни и насильственным образом приводит здешних жителей к мусульманской вере. Письма Мансура с проповедями и призывами последовать правоверному исламу приходят также в отдельные ингушские села. Идеи Мансура находят благодатную почву, по-видимому, лишь в отдельных равнинных селах Ингушетии.
Достигнув определенного успеха на этом пути и завоевав нужный авторитет и популярность, Мансур невольно должен был перейти к решительным действиям, которые диктовались сложившейся обстановкой и требованиями народных масс. Притеснения со стороны местных старшин и феодалов, карательные экспедиции царских войск, распространившиеся к югу от Терека и с разных сторон вторгавшиеся в Чечню, Кумыкию и другие соседние земли, — все это возбуждало горцев, стихийно толкало их на сопротивление колониальной экспансии царизма. В этих условиях религиозная проповедь Мансура сплачивала горцев, помогала им объединить свои разрозненные силы с тем, чтобы защитить свою землю и права.
Подготовка к вооруженной борьбе в Чечне (март-июнь 1785 г.). В продолжение первой половины 1785 г. число сторонников Ушурмы (шейха Мансура) постепенно увеличивалось. Выступив из недр Чечни, он быстро находит себе сторонников среди кумыков, а потом среди кабардинцев, дагестанцев и других народов. Уже с этих пор в своих ранних религиозных проповедях, желая удовлетворить страсти возбужденных горцев, Мансур стал проповедовать о необходимости войны с неверными (христианами), придавая ей значение богоугодного дела.
В своих первых сведениях, доставленных в ставку царских властей в Кизляр 4 марта 1785 г., старшина деревни Кулары Кайтуко Баков сообщил, что, будучи в Алдынской деревне 3 марта 1785 г., им были замечены приготовления жителей многих чеченских деревень к походу, для этого они будто бы шьют знамена и говорят, что пойдут с Мансуром к ингушам для обращения их в магометанство и для отыскания какого-то древнего Алкорана, якобы хранящегося у ингушей.
8 марта 1785 г. татарин (горец) Али-Солтан из Больших Атагов доносил, что Ушурма приказал сделать себе знамя и копье и что караул при нем находится «весьма великий из приезжих», а жители Алдынской деревни расположились по дороге, «ведущей к российским границам».
Слава о Мансуре распространилась далеко за пределы Чечни. О нем стали говорить на Кумыкской равнине, в горах Дагестана, а также в Кабарде. У кумыков же с началом выступлений Мансура со своим учением живущие в их селениях христиане претерпевают некоторого рода обиды и притеснения. Старшина Сактач из осетинской деревни Шолхи, расположенной недалеко от Владикавказа, сообщал, что «+ хотят чеченцы к ним в деревни приехать и ко оной же своей лживой присяге принудить, а если мы к оной не согласимся, то нас всех хотят разорить+». Прибывший 9 марта 1785 г. к подполковнику Матцену сын Ахметова Дударуко донес, что, будучи в Малой Кабарде, слышал он от тамошних кабардинцев, что «в Чечнях имеются великие сборища».
К Мансуру продолжали прибывать народы из различных кумыксихх селений, которые, видимо, более других испытывали на себе тяжелый гнет местных князей и владельцев. Брагунский князь Росланбек извещал Кизлярского коменданта о том, что к Мансуру из многих ближайших деревень, в том числе из Аксаевской. Андреевской и Девлетгиреевской, приезжает много людей, которым он приказал, как только он будет выезжать в поход, чтобы они все вооруженные явились к нему, и намерение имама состоит в нападении на Кизляр.
Царскими войсками были усилены наиболее важные укрепления и крепости, расположенные на Кавказской укрепленной Линии. Среди прочих крепостей, укреплений и редутов, против которых восставшие горцы во главе с Мансуром торжественно объявили совершить поход, особую тревогу у царского командования вызывали Кизляр, Владикавказ, Григориполис и др. Одновременно генерал-поручиком П. С. Потемкиным была разослана прокламация в районы, наиболее сильно подверженные призывам имама Мансура — в Чечню, Кумыкию (деревни Аксаевская и Андреевская), в которой просил их не верить новоявленному имаму и не следовать его учению.
Я.З. Ахмадов, Ш. Б. Ахмадов, М. Х. Багаев, Х. А. Хизриев.
