XIX — начало XX века
Изучение общественного института «тайп» поможет лучше осмыслить остающийся и на сегодняшний день недостаточно исследованным вопрос о социальном и экономическом развитии вайнахов в дореволюционном прошлом.
В задачу автора не входит рассмотрение всего комплекса вопросов о тайпе. В данной статье лишь предпринята попытка показать несостоятельность устоявшихся представлений о нем как об этнографическом роде и тем самым привлечь внимание ученых к его углубленному и всестороннему изучению.
Термин «тайп» употребляют довольно часто, однако работ, специально посвященных ему, очень мало, да и те не удовлетворяют требованиям современной советской историко-этнографической науки.
К вопросу о «тайпе» в той или иной связи, не ставя задачу его специального рассмотрения, обращались А. А. Саламов, А. И. Шамилев, К. 3. Чокаев. Интересный фактический материал по этому вопросу содержится в работах А. С. Сулейманова.
Специальная брошюра, посвященная чеченскому общественному институту «тайп», была написана М. Мамакаевым. Он поставил перед собой цель развенчать мнение о чеченском тайпе: как об организации всеобщего равенства, свободы и благоденствия. Отчасти это ему удалось, что было для своего времени шагом вперед. Однако справиться с поставленной задачей полностью автор не смог, особенно в той части, где излагается и осмысливается соответствующий конкретный — фактический — материал.
По нашему мнению, ошибкой М. Мамакаева было сосредоточение основного внимания на внешних формальных признаках чеченского тайпа и этнографического рода ирокезов, описанного Л. Морганом. Абсолютизация этого момента привела к недооценке качественного уровня экономического и социального развития рассматриваемых этносов. В результате чеченский тайп оказался отождествленным с классическим этнографическим родом.
Что же представляет собой чеченский тайп в понимании М. Мамакаева? «Уже в XVI—XVII веках, судя по историческим, фольклорным и археологическим источникам, чеченский тайп перестал быть той «чудесной организацией», где все были равны, где все чеческие споры и недоразумения разрешались тем коллективом, которого они касались, — всем тайпом или же избранным им советом старейшин. И общинное землевладение являлось лишь юридической фикцией, маскировавшей фактически существовавшую частную (и частную феодальную) собственность» (подч. нами.— С. X.), — пишет М. Мамакаев.
Здесь М. Мамакаев отчасти прав. Следует, однако, уточнить, что частная собственность на террасные участки, а тем более средства производства, перестает быть собственностью рода на Северо-Восточном Кавказе еще в эпоху бронзового века8. Из наследия марксизма-ленинизма хорошо известно: там, где фактически есть частная собственность, там обязательны малая семья и наследование, и, как следствие всего этого, обмен.
М. Мамакаев, однако, отходит от этих принципиальных положений и, вступая в противоречие с приведенным нами его собственным утверждением, пытается уложить чеченский тайп в Моргановскую схему ирокезского рода. Он находит, что признаки чеченского тайпа тождественны всем двадцати трем признакам ирокезского рода, выделенным и описанным Л. Морганом.
В настоящей статье нет возможности для анализа проведенного М. Мамакаевым сравнительного описания всех признаков чеченского тайпа и классического этнографического рода ирокезов. Поэтому остановимся лишь на некоторых из них — «наиболее убедительных», по мнению М. Мамакаева.
К их числу М. Мамакаевым отнесена, в частности, кровная месть. При этом он считает, что убийство члена другого тайпа влекло за собой кровную месть всему тайпу, к которому принадлежал виновник, что пострадавший тайп убивал любого члена этого тайпа. На самом деле, у чеченцев все обстояло не так прямолинейно и просто. При участии в кровной мести всего тайпа могла бы разразиться кровопролитная война. Разрешение вопросов, связанных с кровной местью, осуществлялось на уровне общественных ячеек: «ц1ийна нах» (досл.: люди одного дома) и «доьзал» — семья. Исследователи, склонные отождествлять тайп с родом, должны были бы учитывать это обстоятельство, ибо род по К. Марксу и Ф. Энгельсу, будучи по своей природе экзогамным, не может состоять из семей.
Свидетельством этого служит, на наш взгляд, обычай чеченцев: сразу после убийства близкие родственники по мужской линии обязаны были покинуть свои жилища и скрываться определенное время. Круг людей, покидающих дома, был строго предопределен обычным правом — это мужчины в пределах круга «ц1ийна нах». Следует отметить, что адаты чеченцев осуждают покушение на жизнь людей, не являющихся непосредственно виновными «куьг бехкениг».
С 30-х годов XIX века, во время военных действий, приближенные Шамиля, с одной стороны, а с другой — прислужники царской военной администрации на Кавказе, преследуя корыстные, конъюнктурные цели, всячески нарушали институт кровной мести и ее устоявшиеся традиционные нормы.
Следующий принцип, сформулированный М. Мамакаевым как безусловное запрещение брака между членами одного и того же тайпа, также не выдерживает критики. Наоборот, материалы показывают, что в так называемых однотайповых поселениях (Алерой, Никарой, Памятой, Цонтарой и других) брачные союзы внутри тайпа были типичным явлением. Правда, жители горных и высокогорных селений, переселившиеся в плоскостные населенные пункты, как правило, отказывались от внутритайповых браков. У старожилов вновь поселившиеся (независимо от их былой внутренней градации) получали единое наименование от названия поселения, откуда они переселились.
Вопреки утверждениям М. Мамакаева чеченский тайп не экзогамен, как нетрудно в этом убедиться, посетив хотя бы одно гентильное (однотайповое) поселение. Более того, оказался не экзогамным и «гар». Правда, внутри «некъи» жители одного поселения обычно не женились и не выходили замуж, хотя есть немало примеров, когда и этот принцип нарушался.
Безусловный запрет накладывался у чеченцев на брачные союзы внутри «ц1ийна нах», особенно, если они жили в одном населенном пункте.
К сказанному добавим, что ни М. Мамакаев, ни кто другой не зафиксировал, чтобы определенный чеченский тайп имел потенциальных жен в другом тайпе. А это — один из признаков этнографического рода.
Далее, М. Мамакаев объявляет кладбище (аналогично ирокезскому) общетайповым. Такое утверждение — очевидная натяжка, которую, впрочем, он сам же непроизвольно опровергает, признав, что жен хоронят вместе с мужьями. Это никак не может относиться к настоящему роду. Родовыми (и тем более тайповыми) не являются для вайнахов и типичные для них в более ранние периоды погребения в склеповых сооружениях. Они относятся, скорее всего, к патронимическому типу.
М. Мамакаев не отошел от научной истины, когда отрицал выдвинутую М. О. Косвеном мысль о тождестве между чеченским тайпом и этнографической патронимией (группой семей, происходящих от общего предка и сохраняющих хозяйственное и общественное единство). Однако неправомерно связывать его (а М. Мамакаев это делает) и с «гар». Патронимию, в подлинно этнографическом смысле этого слова, правильнее будет, на наш взгляд, связывать с былым статусом «ц1ийна нах», так как пережиточно именно с ней связываются узы родства, хотя уже к XIX веку, возможно и для предыдущих столетий, ни подлинно хозяйственного, ни общественного единства не наблюдалось.
С тезисом М. Мамакаева, что «тукхум» — это «фратрия», также нельзя согласиться. Приводимое им в доказательство своего положения выражение: «Цу стеган тайпа а, тукхум а дац» («У этого человека нет ни рода, ни племени») вполне может быть обоснованием для этого, так как оно приводится в усеченной форме. Подлинный смысл выражения прояснится только тогда, когда оно приводится в его полной форме: «Тайпа а, тукхум а доцург — ши т1ам боцу олхазар ду; дехой бацахь—ненахой мукъане хила беза стеган» (досл.: «Тот, кто не имеет тайпа — тукхум подобен птице без крыльев; если нет родни по отцу, то она должна быть хотя бы по матери»). Как видим, смысл полностью меняется. В первичном матрилинейном роде отец и его родственники не имели большого значения, зато в патриархальных объединениях последующих эпох (в период вплоть до буржуазной) родственники по материнской линии играли весьма важную роль. Это подтверждается и другим чеченским выражением: «К1анта х1у лоху, йо1а — цу лоху» (досл.: «Парень — семя ищет, а девушка — толокно»). Иными словами, парень ищет корень, благородное происхождение (девушки, с которой он собирается вступить в брак), а девушка — ищет богатство, достаток. Из этого очевидно, что «тукхум» — антипод тайпа, то есть очень древний реликтовый термин, сохранившийся от времен матрилинейного счета родства. На эту мысль наводит и то обстоятельство, что в старочеченском языке словом «ту» обозначали «жену, хозяйку», а ее родственников со стороны мужа называли «тунцхой».
Таким образом, признаки чеченского тайпа, которыми оперирует М. Мамакаев, не свидетельствуют о тождестве тайпа и классического рода. Картина не меняется и при разборе остальных сформулированных им признаков рода.
Основоположники марксизма предостерегали о недопустимости смешения рода с его последующими проявлениями. Между тем у М. Мамакаева этнографические общества становятся «тукхумами» — фратриями, сельские общины — «тайпами», а «гары» — патронимиями. Знаменательно при этом, что сам М. Мамакаев признает, что термины «тайп» и «тукхум» по своему происхождению не вайнахские и первый из них попал к чеченцам вместе с исламом и заменил собой исконно вайнахский термин «ваьр».
В последнем академическом издании «Русско-чеченского словаря» термин «тайп» дается в четырех его значениях: 1) род; …сов-дегарийн тайпана нах (люди купеческого рода); 2) вид, разновидность; герзанан тайпа — вид оружия; 3) биол. и 4) грам. значениях. Как видим, слово это многозначное, где ключевое понятие (сорт, вид, разновидность) используется всюду, где необходимо что-то выделить из ряда или от подобного ему. Возможно, что термин «тайп» в прошлом употреблялся наряду с «къам» и «халкъ» для обозначения понятия народ, этнос. В последнем значении этот термин употребляется в живой речи и наших современников.
Еще до написания М. Мамакаевым своей монографии некоторыми исследователями высказывались опасения по поводу отождествления тайпа с этнографическим родом и указывалось на необходимость разобраться в природе чеченских тайпов. Так. А. А. Саламов предостерегал: «Считаю незакономерным перевод на русский язык значение слова «тайпа» как род (если под этим словом имеется в виду «род» как социально-экономическая категория). Да и в разных районах Чечено-Ингушетии в слово тайпа вкладывают разные понятия». Заметим, кстати, что границы между различными звеньями тайпа весьма зыбки. Этнограф А. И. Шамилев высказался еще более категорично: «…никакого рода как такового (как это принято понимать в науке) у чеченцев (или вообще на Кавказе) не было не только в XIX, но даже и в XV веке».
Рассматривал вопрос о происхождении наименований отдельных тайпов и К. 3. Чокаев, который пришел к выводу, что ряд таповых названий связан с их местом жительства и родом занятий, другие — отражают их былое социальное положение в обществе, например, «белгатой» — «те, кто работает на кого-то»; «ялхой» — «выплачивающие подать, ясак».
Чеченцы пользовались также и обобщающим термином «касп», который характеризовал общность людей по профессиональному признаку. Нельзя утверждать со всей определенностью, что чеченцами некогда этот термин употреблялся в том же значении, что и позднейшие «тайпана ваша» и «вирда ваша». Но среди чеченцев-старожилов селений Саясан и Курчалой еще лет 15 назад можно было услышать: «Хьо муьлхачу каспах ву?» (доел.: «К какому каспу ты относишься?»). При этом подразумевалась чисто профессиональная принадлежность человека. (педагог, механизатор, строитель и т. д.). Сейчас можно лишь предположить, что понятие тайп в его нынешнем общественном смысле, возникшее в более близкие к нам времена (ко второй половине XIX века), оттеснило понятие «касп». В свое время с понятием «тайп» активно конкурировал термин «вирд» с его конфессиональной нагрузкой. Известны неоднократные случаи, когда кровный брат, ставя вирдовое родство («вирда ваша») выше кровного, убивал своего брата.
Возникает закономерный вопрос: «Чем же объясняется оформление у чеченцев в сравнительно позднее время этого общественного института, известного ныне под названием «тайп», по своим внешним признакам напоминающий род — института, который длительное время вводил в заблуждение исследователей?» На этот вопрос, по сути дела, уже ответил этнограф-кавказовед В. К. Гарданов. Он посвятил специальный раздел своего труда так называемым «братствам» и их происхождению у шапсугов, на ухайцев и абадзехов, которые на глазах истории добились такого же общественного устройства, что и у вайнахов, называемого в этнографической литературе «демократическим» (в отличие от «аристократического» вида управления обществом, где руководство находилось в руках феодальных верхов). В. К. Гарданов отмечает, что народы Северного и Нагорного Кавказа, где существовало в дореволюционный период «демократическое» управление, добились этого в упорной антифеодальной борьбе угнетаемого крестьянства против своих феодальных угнетателей. У вайнахов же, по-видимому, этот процесс происходил раньше, а потому сохранившиеся сведения очень смутны и отрывочны.
Адыгские «братства» и их родство, как справедливо отмечает В. К. Гарданов, носили искусственный характер, где не было не только прямого или косвенного родства, но и никакие экономические узы не соединяли их ни в хозяйственном, ни в имущественном отношении. Братства эти пополнялись за счет беглецов из различных «аристократических» племен, в том числе и из самих адыгов, которые активно включались в борьбу против феодальных верхов. Они являлись основной организующей формой сплочения угнетенного крестьянства против своих классовых угнетателей.
Адыгские «братства» именовались «тлеух», а их составные, более мелкие подразделения, входящие в них — «ачих» и к ним, с таким же успехом, как и к вайнахским «тайпам», можно было бы формально перенести все 23 выделенных М. Мамакаевым «основных общественно обязательных принципа», характеризующих род.
Считаем, что характер становления вайнахских тайпов был если не тождественным, то, во всяком случае, сходным с путями становления и развития адыгских «братств». Не подлежит сомнению также искусственный характер элементов, составляющих тайп. Так, например, среди алероевцев есть подразделы: «куша бухой» и «ута бухой». За самими наименованиями таких тайпов, как «але-рой», «гуной», «орсой» и т. д., нетрудно также заметить созвучие с исторически известными в прошлом этносами. Не редки случаи, когда среди чеченцев до сего дня сохраняются тайпы, ведущие свое происхождение от ныне здравствующих братских соседних народов — «гуьржи», «х1ири», «ног1и», «сюли» и другие. А такие тайпы, как «бацоевский», «кубачинский», «джаевский», зафиксированы в русских архивных источниках прошлого столетия, но ныне среди чеченских тайпов не значатся з2.
В заключение следует отметить, что чеченский тайп, как и всякое общественное явление, имеет свое начало и этапы развития. Но это далеко не род, хотя по своим внешним признакам он и напоминает его и опирается на его пережиточные остатки. Не на всех его членов распространяется кровная месть, нет экзогамности, отсутствует хозяйственная и имущественная общность. О нем не упоминают русские источники до середины прошлого столетия, что весьма показательно. Несомненно, что их реальное бытование среди чеченцев отразилось бы в русских источниках соответствующего времени. «Тайп» несет на себе отпечаток разноэтнического, сословного, географического и производственного характера. Сам термин до сих пор в разных районах республики воспринимается жителями по-разному. Все это убеждает, что термин «тайп» и выражаемое им социальное содержание среди плоскостных чеченцев (основной ареал распространения термина) появились недавно Причиной же и питающей средой этого общественного института была антифеодальная борьба трудового крестьянства против феодалов, как собственных, так м пришлых, начало которой выходит за рамки не только XIX, но и-XVI века. Чеченский институт «тайп» в условиях его первоначального возникновения — это искусственная общность (наподобие адыгских «братств» — «тлеух», возможно, и дагестанских «тухумов») низких слоев населения, призванная сплотить их в социальной борьбе за свои права и закрепить достигнутые успехи в этом противоборстве. Таким образом, «тайп» как социальный институт возник в период классового общества как пережиточное явление. Со временем он превратился в свою противоположность и стал тормозом на пути дальнейшего социально-экономического развития общества.
(с) С.М. Хасиев специально для Нохчалла.com
