Настанет день, настанет час,
Я буду стар и седовлас
И внукам повести тех лет
Я расскажу им на обед.
Они ж, молча и все внимая,
Не тронув булочек и чая,
Усевшим рядом за столом,
Меня послушают о том,
Как я когда-то малым был
И путь такой же проходил,
Который вскоре им самим
Пройти придется не одним.
«Вот ты такой уже большой,-
Заметит вдруг мой внук меньшой,-
Но ты младенцем был ведь прежде,
В коляске плакал без одежды?».
И, содрагая все морщины,
И грубым голосом мужчины,
Я вдруг открыто засмеюсь;
Таким вопросом оживлюсь.
«Мой внук мудрейший, ты порой
Не оставляешь тайн за мной.
Я рад, что родственник мой кровный
Мне задает вопрос столь скромный.
Но правда есть в твоих словах,
На хрупких женских я плечах
Мужчиной гордым стать хотел.
Я рос…и ум за мной летел.
Мне где-то года три настало,
И мир изучен был так мало.
Но видя семьи остальных,
Отцов увидел молодых.
И, как присуще малым детям,
Подобно твердым, жестким сетям,
Вопросом мать в ловушку взял…
Тогда о смерти я узнал…»
«И как же с ношей ты такою,
С судьбой трагично роковою,
Так смело справиться сумел?»-
От любопытства внук горел.
«Я был рожден несчастной дамой,
Таких зовут обычно «мамой».
С отцом я счастья не имел,
Но горя знать бы не посмел…»-
И видя грусть в глазах юнцов,
Не рассказал б печаль отцов.
Заметив искры колебаний
Моих бездонных оправданий,
Единственного сына дочь,
Спросив, решила б мне помочь:
«Все это так для нас тоскливо,
Твоя история правдива.
На нас печаль навел ты резко,
О преступленьи знать нам мерзко.
Но был же счастья в жизни миг,
Когда безмолвный громкий крик,
В душе который ты хранил,
Наружу все же испустил?»
«Я счастлив был все ж много раз,
Как мир пришел в родной Кавказ.
Когда был виден средь селений
Остаток тягостных мучений,-
Но что-то вдруг мне подсказало:
Девичье сердце ожидало
Иную радость человека.
И глаз закрыло б ее веко.
Намек стремглав я б внял бесспорно
И разговор начал повторно,-
Прошла война, любовь вернулась,
Толпа в том горе не замкнулась.
Улыбки, смех, веселье всюду,
Мы радовались вместе чуду.
Знакомым, будто бы виденьем,
Прозрачным, чистым приведеньем,
Пленен я был девицей бледной,
Несущей воду в ковше медном.
Я дал ей просто так уйти…
Нет! Не стыдился подойти.
То был не тот совсем момент,
Меня ждал долгий путь в Дербент.
И долгих, длинных двадцать годов,
Владельцем был винных заводов.
И накопив большую сумму,
Осуществить решил я думу:
Узнать где бледная девица,
Что улетела словно птица.
Но, к счастью, месяц не прошел,
Я счастье вновь свое нашел.
Но знал ли я, что обречен
Узнать, что буду увлечен
Ее красой и тайной силой.
Я излечен был бы могилой…
К колодцу утренней порой
Она ходила за водой.
Я каждый день ее там ждал.
Мой ум горел, мой дух пылал.
Сошлись в веселых мы речах:
Бои как были на мечах,
О тихой и родной природе
И о винном моем заводе.
Я был счастливым рядом с ней,
Мы были парочкой детей.
Оттенок бледный исчезал,
Уж жизнь пришла…я это знал!
И летним жарким, знойным днем,
Я думал вновь болтать начнем…
Навек уйти она просила,
Меня тоска тогда пронзила…
И на вопрос в чем дело все же
Взгляд становился жестче, строже…
Пришлось уехать в край родной,
Где с медным ковшом и водой
Девицы ходят каждым днем,
О счастье думая своем,
Увидеть там отраду сердца,
Души ее открыл кто дверцу…
Мне было больно лицезреть
Чужое счастье. Умереть
Стремился дух напрасно мой…
И вот…холодною зимой
Пришло письмо мне из долины…
Письмо то было от любимой:
«Если любишь, то простишь.
Если хочешь- навестишь…»
И к ней весною я пришел.
Но что ж в итоге я нашел?
Исчезла капля жизни в ней,
Она казалась мне бледней,
И речь несвязная слышна,
И красота уж не пышна,
Наряд ее вконец изношен,
Колодец наш совсем заброшен…
А в сентябре, спустя полгода,
Дождливой стала вдруг погода.
От счастья плачет уж девица,
Ее душа- ее теплица.
В счастливый брак она вступает,
Судьбы подарок принимает.
А я ту свадьбу пропускаю,
И тихо, молча отдыхаю…»
«Неужто мой вопрос забыл?
Счастливый миг в душе ли был?
Чему же радоваться, дед?
Любовь ведь нанесла лишь вред!
Женой иному стала вольно,
Любому тут бы стало больно…»
«С чего вдруг ты так думать можешь?
Ты словно совесть меня гложешь.
Я был жених, тогда скрывался,
Такой обычай уж остался…»-
И внуков сонная вдруг мать,
Детей на верх отправит спать.
Мансур Дагаев
