Ислам в Чечено-Ингушской АССР и постсоветской Чечне. Раздел 3

§3.  Причины распространения ваххабизма в Чеченской Республике

Немало  было высказываний, в том числе руководителей северокавказских республик, в пользу административной поддержки

традиционного ислама. Так, по мнению Председателя Народного Собрания Дагестана М.Г. Алиева (ныне президента Дагестана), «без религии нет нашей истории  и мы будем помогать именно нашим традиционным религиозным течениям…и укрепим в этих делах позиции Духовного управления»[1].

Выступая на «круглом столе» (19 августа 1999 года.  «Проблемы этничности и национального строительства»)  Р.Абдулатипов справедливо признал, что « в распространении ваххабизма на Северном Кавказе определенную роль сыграли внешние факторы;  на 90 %   это явление имеет внутренние корни и обусловлено причинами, прежде всего, социально-экономического характера (80 % населения Дагестана не имеет работы; в горных районах безработица среди молодежи достигает 100 %)» . В то же время, противореча себе, Р. Абдулатипов утверждал, что в многонациональной и многоконфессиональной России «ваххабизм представляет несомненную угрозу политической стабильности – даже, несмотря на то, что в том же Дагестане ваххабизмом обхвачено не более 1 % населения»[2].

Позиция весьма спорная и вызывает вопросы: 1) если религиозный экстремизм является порождением (на 90 процентов!)  внутренних причин (неэффективной социально-экономической политики), то не следует ли пересмотреть, изменить внутреннюю политику, вместо того, чтобы устраивать гонения на  ваххабизм?; 2) если степень распространенности даже радикального ваххабизма столь ничтожна (всего 1 %  в Дагестане), то правомерно ли говорить об «угроза политической стабильности» всей России?

Нагнетая страхи, связанные с распространением ваххабизма, местные власти не только снимают ответственность с себя за социальные взрывы (под флагом и под руководством мусульманских лидеров), но и решают свои финансовые проблемы, выбивая из федерального центра дополнительные транши и льготы.

Расширение масштабов борьбы с ваххабизмом административно-полицейскими методами, то есть вовлечение во внутрирелигиозную борьбу государства на стороне, в данном случае традиционного ислама, выгодно официальному духовенству (лидерам Духовных управлений), которое озабочено исключительно сохранением своего главенствующего положения среди мусульман и весьма удобной близости к светским властям. Лидеры Духовных управлений, зачастую не выдерживая конкуренции с молодыми проповедниками-ваххабитами в  знаниях,  пытаются использовать «административный ресурс», чтобы дискредитировать их  как «ваххабитов-экстремистов» и убрать со своего пути  соперников. Более того, под флагом борьбы с ваххабизмом, духовенство традиционного ислама препятствуют любым попыткам реформирования, модернизации ислама.

Президент Центра стратегических и политических исследований профессор В.В. Наумкин  в своем заключении о мерах стабилизации ситуации вокруг Чечни  предложил «избавиться от антиваххабитского синдрома, преодолев искушение отнести все беды агрессивного сепаратизма и терроризма на счет этого неоднозначного течения в исламе»[3].

Государство в такой ситуации должно следовать давно разработанным и зафиксированным в Конституции и других правовых документах принципам взаимоотношений с религиозными организациями: во-первых, не подменять принцип светскости  поддержкой, исходя из политической целесообразности, какой-либо одной религии, более лояльной на данный момент официальной власти; во-вторых, государство не должно вмешиваться в религиозно-доктринальные разногласия, если таковые остаются в рамках богословской полемики и не нарушают Закон, то есть государство обязано реагировать  только на политико-правовую сущность жизни религиозных общин; в-третьих, государство должно  способствовать повышению образования и культуры населения, в том числе религиоведческих знаний и религиозной культуры, ибо невежество является хорошей почвой для религиозного экстремизма. «Я не представляю, — писал известный знаток исламского права Л. Сюкияйнен, — как можно бороться с исламским фундаментализмом, не заботясь прежде всего о развитии мусульманской культуры, образования, не заботясь о признании важной позитивной роли уникальной и самобытной исламской цивилизации. Самая эффективная борьба с фундаментализмом – это внедрение иных, традиционных исламских ценностей»[4].

Ваххабизм — это религиозно-политическое движение в суннитском исламе, возникшее в Аравии в середине XVIII века на основе учения Мухаммада Ибн Абд-аль-Ваххаба (1703-1791 гг.).

Догматика ваххабизма как фундаменталистского течения основывалась на ханбалитском мазхабе (богословско-правовой школе), основателем которой был известный багдадский богослов IХ века Ахмад Ибн Ханбал ( 780-855 гг). Учение его было основано на таухиде – единобожии: Аллах – единственный творец мира и только он достоин поклонения со стороны людей. Сторонники аль-Ваххаба называли себя последователями салафия, то есть возврата к истокам, изначальным основам ислама. По существу ваххабиты являются представителями мусульманского фундаментализма, безусловно отрицающими все исторические напластования традиционного ислама, накопившиеся за более чем тысячелетний путь его развития. Они убеждены, что мусульмане отошли от принципа единобожия, стали поклоняться разным святым и вводить бида – неприемлемые новшества. Особенно нетерпимы ваххабиты к суфизму: духовные наставники (шейхи, устазы), пользующиеся поклонением своих мюридов, претендуют на роль посредников между Богом и людьми, что противоречит основам чистого ислама.

«Чистый ислам», по мнению салафитских богословов, должен характеризоваться пятью главными догматами: 1) учением о единобожии (ат-таухид); 2) верой в божественную справедливость, в правосудие аллаха (ал-адл); 3) признанием пророческой миссии Мухаммада и предшествующих пророков (анубувва); 4) верой в судный день и потусторонний мир (алмаад, или ал-кийама); 5) учением об имамате.

Ваххабиты считали недопустимым почитание чего-либо сотворенного  (святых мест — мавзолеев и могил шейхов и даже пророка), «священных камней» и пр.), отвергали суеверия, ратовали за нравственный образ жизни – без стяжательства и роскоши, без пьянства и курения табака, игр, музыки и танцев.  Последнее дало повод называть ваххабитов «пуританами ислама». Понятно, что жизнь, построенная на точном соблюдении всех требований ваххабизма в современных условиях капиталистической модернизации и глобализации, практически невозможна. Поэтому даже в Саудовской Аравии, где ваххабизм является официальной политической идеологией, многие позиции этого религиозного учения игнорируются саудовским руководством. В противном случае страна «не смогла бы выйти на нынешние относительно продвинутые рубежи развития и претендовать на лидирующие позиции в исламском мире»[5].

В доктринальном смысле ваххабитское учение не выделялось особой новизной и глубиной среди исламских фундаменталистских теорий: многие салафиты считали его «безмазхабным, то есть не относящимся к какой-либо классической исламской религиозно-правовой школе, одним из ординарных богословских творений, известных лишь узкому кругу единомышленников.

Своей известностью, влиятельностью и широким распространением ваххабизм обязан содержащейся в нем политической компоненте.

Именно политическая компонента ваххабизма привлекла к нему внимание первого президента Чеченской  Республики — Ичкерия. Не менее привлекательными представлялись и другие перспективы: войти в исламскую умму – в состав стран исламского мира и получить его политическую и финансовую поддержку.

Радикализм ваххабитов основывается на двух принципиальных положениях, противопоставляющих сторонников ваххабизма всем остальным мусульманам, особенно суфиям: такфир (уличение в неверии, то есть в куфре), что приравнивается ими к самому страшному для мусульманина греху — вероотступничеству. Понятно, что адресоваться  такое обвинение может только мусульманам, потому что немусульмане – это «неверные» по определению. Причем такфир применялся по отношению к тем мусульманам, которые отказывались принимать догматику, политику или внешние атрибуты ваххабитов.  Вероотступничество по ваххабитскому толкованию шариата, должно, безусловно, караться смертью, хотя шариат, как известно, дает иную установку: во-первых, обязательность точного определения, доказательства греха вероотступничества; во-вторых, троекратное предложение согрешившему покаяться и вернуться в лоно ислама. Ваххабиты игнорируют эти  установки и вершат скорый суд над теми, кто не следует за ними.

По-своему ваххабиты трактуют и джихад, понимая под этим исключительно вооруженную борьбу  с неверными (кяфирами – немусульманами, язычниками), мунафиками (выходцами из традиционно мусульманских народов, которые «прикидываются» мусульманами, но фактически не являются таковыми по убеждениям и образу жизни), а главное – с мусульманами-вероотступниками, в число которых попадают все мусульмане, не разделяющие учение ваххабизма.

Особую ненависть ваххабиты питали к местному духовенству, которое обвиняли не только в греховном «многобожии», но и  в ангажированности  властью, в сотрудничестве со спецслужбами, притеснявшими ислам. В 90-е годы в городах Дагестана (Махачкале, Буйнакске, Хасавюрте) прошла череда митингов с антиправительственными лозунгами, беспорядками  и бесчинствами в мечетях. Ваххабиты врывались в мечети, занимали их, а местных имамов изгоняли как «противников истинной веры», то есть не разделявших ваххабитских идей.

Мусульманское духовенство в Чечне и Ингушетии никогда не отличалось глубокими познаниями в области исламской идеологии – эти лавры всегда принадлежали соседям – Дагестану. К моменту перестройки и началу возрожденческих процессов в религиозно-духовной сфере, когда требовалась особая  активность духовенства для расширения  своего влияния и решения конкретных задач правового, политического, экономического, социального, культурного характера, связанных с возрождением ислама, проявились все его слабости и недостатки. Традиционный ислам в Чечне оказался неспособным решать поставленные временем проблемы: во-первых, отсутствие образовательных исламских центров не способствовало формированию исламской духовной элиты и исламских харизматических лидеров, необходимых для осмысления религиозно-политической обстановки и выработки адекватной позиции; во-вторых, отсутствие влиятельных организационных исламских институтов в Чечне, разобщенность суфийских вирдов и соперничество между накшбандийцами и кадирийцами, не позволяло эффективно отстаивать права мусульман на государственном и общественном уровне, оградить их от миссионерского влияния извне.  «Когда был снят «железный занавес», — справедливо  отмечает А. Малашенко, — наши муллы советского образца не умели ещё вести агитацию. Не умеют они этого и до сих пор. Поэтому достойного ответа ваххабизму нет».[6]

Тем ни менее традиционный ислам выстоял под натиском ваххабизма благодаря поддержке большинства верующих. Суфизм, как в прошлом, так и сегодня оказывает значительное влияние на жизнь горских народов, что обусловлено рядом исторических и социальных факторов. По мнению востоковеда Д. Макарова  таких факторов, основных, можно выделить три: 1) в массовом сознании закрепилось восприятие суфизма как знамени освободительной борьбы  горцев против Российской империи в  XIX веке; 2) в годы советской власти, когда официальное духовенство было либо уничтожено, либо полностью контролировалось КПСС и КГБ именно «народный ислам» и олицетворявшие его неформальные суфийские группы оказались единственными хранителями исламской традиции; 3) суфийские братства были глубоко интегрированы в систему традиционных общинных и семейно-клановых связей…»[7].

Можно, в — целом, согласиться  с позицией  Д. Макарова, внеся некоторые уточнения.  Тарикатский суфизм – это, прежде всего, религия мистического «общения» с Богом, заставляющая осмысливать в уединении свою жизнь и жизнь своей религиозной общины, народа. Историческая память о полувековом противостоянии колонизаторам, стоившем горцам огромных человеческих жертв, оказывает на современных горцев двоякое воздействие: с одной стороны, возбуждает гнев и воинственность, а с другой – предостерегает от решений и действий, способных привести к национальной катастрофе. «Народный ислам», туго вплетенный в национальную традицию, национальный менталитет, стал одним из факторов этнического самосохранения  вайнахов, особенно в последние двести лет.

Начало военных действий  в Чечне вызвало  радикализацию всего населения республики, особенно чеченского. Ислам в условиях войны был не просто востребован как консолидирующая общество идеология, но востребован в его наиболее радикальных формах. В тот период соседний Дагестан уже «практически осваивал» исламское обновленческое  учение малоизвестного на Кавказе  ваххабизма, создавая ваххабитские джааматы в Буйнакском районе и объявляя их территориями исламскими, не подчиняющимися власти государственных органов.

До начала боевых действий в Чечне, ваххабизм не представлял здесь сколько-нибудь заметной  религиозно-политической силы. Число сторонников и проповедников этого учения было незначительным: чеченцы воспринимали его как нечто экзотическое, чуждое. Трудно было представить, что равнодушно-отстраненное отношение к ваххабизму может в короткий срок измениться, пошатнув незыблемый авторитет традиционного суфизма.

Мощным «пропагандистом» радикального ваххабизма в Чечне  стали ввод федеральных войск и начало боевых действий в декабре 1994 года.

Чеченцы снова обратились к исламу как консолидирующей силе. Недальновидная  политика российского руководства на Северном Кавказе спровоцировала перенос на территорию России основного «внимания» исламистов самого радикального толка. В республику буквально хлынул поток финансовой, материальной, военно-технической (оружие) помощи и помощников-моджахедов, отличавшихся хорошей военной подготовкой и экипировкой. «Ваххабиты наносили ощутимый урон российским войскам, что способствовало росту их  влияния и авторитета»[8], превратив их в активную и влиятельную политическую силу. У Дж. Дудаева появился «консультант» — один из наиболее известных распространителей ваххабизма  Фатхи Шамани – потомок чеченцев, изгнанных из родных мест царизмом после Кавказской войны, гражданин США. «Партией власти» при Дж. Дудаеве стала партия «Исламский путь» (ИП), которая призывала к политической независимости Чечни как «исламского государства». Эти идеи были близки  и  поддерживались суфийскими братствами и их лидерами.

Примечательно, что одним из первых проповедников ваххабизма в Чечне стал Адам Дениев из Автуров, который с начала 90-х годов выступал против зикристов, хотя сам происходил  из  известного кадирийского тейпа.

Военные действия, начатые Федеральным центром, сплотили всех, кто был против «наведения конституционного порядка» методами ковровых бомбардировок, зачисток и фильтрационных лагерей. Прекратились распри между тарикатистами накшбадийского и кадирийского толка, между традиционным  исламом и ваххабитами, между чеченцами и «русскоязычным» населением, отношение к которым со стороны федеральных войск формировалось по принципу: если не уехал из республики – значит тоже сепаратист. Не удивительно, поэтому, что на чеченской стороне воевало немало грозненцев — русских, украинцев, армян, татар и др.

Религиозно-политическая обстановка в годы первой «чеченской» войны складывалась в пользу ваххабитов. А в конце её, к 1996 году, ваххабиты настолько окрепли, что представляли лидирующую, самодостаточную политическую силу. Даже муфтий Чечни Ахмад Кадыров перестал выступать против распространения ваххабизма.  Политически окрепший ваххабизм, пользовавшийся поддержкой дудаевского окружения, а главное – значительной части населения, стал активно проникать во властные структуры Чечни: ваххабиты вошли в состав правительства З. Яндарбиева, заняли ряд ключевых постов в административных, военных и религиозных структурах, средствах массовой информации. Боевые отряды ваххабитов были подчинены (в большей мере – формально) вооруженным силам Чеченской Республики.

С момента вхождения ваххабитов во властные органы Чеченской Республики, началось внедрение в жизнь (светского в своей основе) чеченского общества  идеологии и порядков ваххабизма: вместо российских законов – законов шариата, вместо традиционных мусульманских общин (суфийских вирдов, братств) – «джааматов» под жесткой властью амиров,  «исламской шуры» (совета) и всё это под контролем иностранцев-арабов.

Чеченская молодежь, безработная, давно отлученная от системы нормального светского образования, шла на обучение в лагеря и учебные центры, созданные ваххабитами для подготовки «воинов джихада», оплачиваемых ими в долларах.

Ваххабитские джааматы  практически уходили из-под власти правительства республики, как  и  вооруженные отряды ваххабитов из-под власти военного командования. В 1996 году З. Яндарбиев издает указ, по которому на территории Чечни прекращается действие советских и российских законов и светской судебной системы; учреждается Верховный шариатский суд и его подразделения в районах; вводится уголовный кодекс, основанный на шариате.

Когда президентом Чечни был избран Аслан Масхадов (январь 1997г.)    обстановка в республике была крайне напряженной.

А. Масхадов начал с выдворения ваххабитов из правительства, уволив министра шариатской безопасности Ислама Халимова – лидера ваххабитов. Начались антиправительственные (антимасхадовские) митинги и выступления сторонников ваххабизма: 31 мая 1998 года митинг в Урус-Мартане, в середине июля – вооруженное столкновение в Гудермесе между боевыми отрядами ваххабитов и Гудермесским  полком национальной гвардии. В Грозном, из следственного изолятора сбежали 32 опасных преступника вместе со своими охранниками-освободителями, состоявшими в шариатской гвардии. Всё это вынудило А. Масхадова расформировать ваххабитские боевые подразделения – шариатскую гвардию, исламский полк особого назначения, а  причастных   к гудермесским событиям А.-М. Межидова и А. Бараева отстранить от должностей и лишить генеральских званий. По приказу А. Масхадова Чеченскую Республику покинули несколько ваххабитов-иностранцев и Багауддин Магомедов – лидер дагестанских ваххабитов, скрывавшийся от дагестанского правосудия и выступавший  в Чечне консультантом шариатских судов.  А. Масхадов потребовал в 48 часов выпроводить из республики Хаттаба — араба из Саудовской Аравии, который, тем не менее, остался в Чечне под охраной своих боевиков.

Анализируя  внутренние причины распространения ваххабизма на Северном Кавказе и, в частности, в Чеченской  республике, можно выделить следующие: во-первых, скоротечный развал советской империи, обернувшийся обострением  многих проблем политического, экономического, социального и идеологического характера. «Парад суверенитетов» грубо обрывал не только политические, но и экономические связи, разрушал систему  экономической взаимозависимости, взаимодополняемости регионов и республик, выстроенную за годы советской власти. Это приводило к остановке многих производств, безработице, невыплате заработной платы, опустошению прилавков магазинов, социальным взрывам – забастовкам, голодовкам, перекрытию магистральных автомобильных и железных дорог.

Распад СССР означал и духовный крах «недостроенного социализма», разочарование в идеалах коммунизма, в учении марксизма-ленинизма. Духовный вакуум стимулировал поиск новой идейно-нравственной опоры, обращал взоры людей к своему прошлому, к тому, что составляло неизменно свою, национальную  основу жизни – вере и культуре. Однако за годы советской истории с её тотальным атеизмом и унифицированной «безнациональной» культурой, многое было утеряно. Интеллигенция и церковь в первое десятилетие после развала Советского Союза вели себя пассивно.

Зато не просто активно, а напористо и умело действовали всякого рода посланцы религиозных общин Запада и Востока. Ваххабизм был одним из мусульманских религиозно-политических движений, взявшихся за активное расширение своего влияния на Северном Кавказе, с перспективой укоренения на всей российской территории.

Во-вторых, внутренней причиной распространения ваххабизма на Северном Кавказе стало крайнее обострение социальных проблем, а главное, безответственная и пассивная позиция местной власти.

«Истоки и социальная база фундаментализма и ваххабизма, — отмечалось на симпозиуме «Диалог мировоззрений», — на территории России и СНГ те же, что и в мусульманских государствах «третьего мира: слаборазвитая экономика, растущая безработица, отсутствие прочных демократических традиций в обществе, слабость светской оппозиции, жестко подавляемые властями национальные, этнические и клановые противоречия и др.».[9]

В-третьих, внутренней причиной распространения ваххабизма в республиках Северного Кавказа было обострение внутрирелигиоз-ных (внутриисламских) противоречий:

— между традицией и обновленчеством в исламе, между богословами, которые выступали за необходимость постоянной адаптации ислама к изменяющейся реальной жизни, и богословами, которые напрочь отвергали какие-либо новшества (бида);

— между представителями накшбандийского и кадирийского тарикатов, выяснявших между собой не столько религиозно-догматические или религиозно-обрядовые тонкости, сколько участие во власти  и дележ финансовой и материальной  («гуманитарной») помощи арабских стран;

— между традиционным исламом и проповедниками  ваххабизма.

Приход к власти в республике Джохара Дудаева, которому предшествовал политический переворот (отстранение от власти Д. Завгаева и роспуск Чеченского парламента),  круто изменил религиозно-политическую обстановку в республике:  накшбандийцы превратились в ядро оппозиции новому главе Чечни – представителю другого тариката – кадирийа. Эти противоречия между  накшбандийцами и кадирийцами усиливались с каждым днем, чему в огромной мере способствовал политический радикализм Д.Дудаева. Дело шло к тому, что взаимоотношения  между двумя традиционными тарикатами в Чечне и Ингушетии могли принять форму открытой вражды, не исключающей боевых столкновений.  Именно в этот период на арене  религиозно-политической борьбы появляется «третий» участник – совершенно новое для Чечни и всего Северного Кавказа религиозно-политическое движение – ваххабизм.

Освещая исламские движения на постсоветском пространстве и за рубежом, российские СМИ всегда  подают ваххабизм — фундаментализм в односторонне негативном плане. Более того,  общим местом стало отождествление понятия ваххабизм с любой политической оппозицией. Это довольно удобная позиция, чтобы не только дискредитировать, но и «законно» устранять своих политических противников и конкурентов. Превратив понятие  «ваххабизм» в политические «страшилку», многие политические лидеры Центрально Азии  и  России создают себе политический капитал.

По мнению специалиста по исламу Игоря Беляева, исламский фундаментализм – это «источник больших бед…для всего человечества, угроза гораздо большая, чем ядерная»[10].

В Интернете на русском языке стали появляться откровенно панические высказывания и материалы о ваххабизме как средстве духовного уничтожения русского народа: «Для очень многих жителей России,  совершенно безразличных к  Вере, ваххабизм, как это ни странно, может показаться благом. Но для православных вполне реальная перспектива исламизации  России может означать лишь чудовищные гонения».[11]

Эти провокационно-панические настроения и высказывания являются в значительной мере следствием военно-политического конфликта в  Чеченской республике.

В-четвертых, внутренней причиной распространения ваххабизма  в Чечне и в целом на Северном Кавказе, безусловно, является война, принесшая  огромные человеческие, материальные  и моральные потери.

Рассматривая отношение к ваххабизму в Чеченской республике, необходимо разделять: отношение к ваххабизму со стороны власти и

отношение к ваххабизму со стороны большей части чеченского народа. С одной стороны, власть привлекала именно политическая составляющая учения ваххабитов, в частности, их опыт духовного объединения народа через искоренение «духовной пестроты» и противоречивости синкретизма; их опыт государственного строительства; их опыт дипломатической и военно-политической борьбы с крупной европейской державой (Британией) по нейтрализации её влияния в нефтеносном регионе Аравийского полуострова в ХХ веке. А с другой, чеченские власти не могла устраивать слишком активная политическая деятельность ваххабитов, по существу, подменявшая официальную власть, создававшая «управленческий параллелилизм».

Сложными были и отношения чеченского народа к учению и носителям (проповедникам) ваххабизма. С одной стороны, простых верующих-мусульман, особенно молодежь, идеи ваххабизма привлекали тем, что избавляли людей от материально обременительных псевдонациональных  обычаев и традиций в условиях обострившейся безработицы и бедности. Ваххабиты выступали против излишеств в жизни мусульман. Они считали «нешариатскими наслоениями» и резко  отвергали обряды, которые проводило традиционное духовенство, причем далеко не бескорыстно: слишком большой калым за невесту, слишком большие расходы в день похорон, пожертвования во время посещения «святых мест», численность которых росла по мере того, как из жизни уходили «особо уважаемые» шейхи и устазы. Чеченской молодежи импонировали «демократические» постулаты ваххабитского учения: мюриды не должны были подчиняться своим шейхам. Ваххабиты, доведя свой таухид (единобожие) до логического завершения, требовали не поклоняться даже пророку Мухаммаду, потому что он не бог, а человек – посланец Аллаха.  Чеченская молодежь, с детства приучавшаяся к безусловному  подчинению воле своего шейха, который зачастую вовсе не был образцом нравственности и носителем глубоких познаний в исламе, легко восприняла требование ваххабизма о том, что в отношениях между мусульманином и Аллахом не нужны «посредники», а значит, мусульманин не должен поклоняться людям, даже облеченным духовной властью – пророкам, шейхам, устазам, имамам.

Салафитская доктрина, таким образом, не только высвобождала молодежь от сковывавших её религиозно-клановых, патриархально-традиционных связей, но и способствовала укреплению ментальной особенности  чеченцев – свободолюбию.

В то же время, требование ваххабизма поклоняться только Аллаху, нейтрализовывало  влияние и  власть тукхумно-тейповых традиций и лидеров, которые в течение многих веков были «хранителями» вайнахского этноса, этнорелигиозной идентичности чеченцев и ингушей. Запрет ваххабитов поклоняться тому, что «сотворено людьми»  — мавзолеям, мазарам, надгробным камням и другим «святым местам»  воспринимался чеченцами, особенно старшего поколения, как оскорбление религиозных и национальных чувств. Попытка ваххабитов уничтожить одно из «святых мест» — зиярат Хеди – матери шейха Кунта-Хаджи, являющийся главной религиозной святыней  зикристов, вызвала бурный протест сторонников традиционного ислама — большинства населения, потребовавшего от президента А.Масхадова изгнания из республики всех ваххабитов. Конфлик вылился в вооруженное столкновение между зикристами и ваххабитами.

Среди внешнеполитических  факторов распространения ваххабитских идей в Дагестане и Чечне в 90-х годах ХХ в. следует, на наш взгляд, выделить: во-первых, влияние объективного процесса глобализации, подрывающего основы фундаментальных ценностей и традиционного образа жизни многих народов мира. В основе процесса глобализации лежит практика создания многонациональных корпораций  и новейших коммуникативных средств, которые не могут функционировать вне унифицированного образа жизни и унифицированного общественного сознания. Поэтому объективный процесс глобализации – это, прежде всего, процесс сокрушения веками сложившихся традиций, установившихся понятий, принципов мышления, культурных парадигм и нравственных норм.

Наиболее острую, болезненную реакцию у всех народов, втянутых в это процесс, вызывает попытка глобализаторов унифицировать духовную жизнь — религиозные и национально-культурные традиции, без которых создаваемое ими «всемирное братство» обещает превратиться в безликую массу исполнителей воли транснациональных корпораций.

Религиозный фундаментализм и национальный сепаратизм, повсеместный рост которых наблюдается в последние годы – это реакция народов на планы и деятельность глобалистов искусственно усилить и направить в русло своих интересов объективный процесс формирования новой общности – человечества, возможной только в условиях сохранения духовно-культурного разнообразия. «По некоторым оценкам, — справедливо отмечает З.С. Арухов,- начиная с середины 60-х и до середины 90-х годов ХХ века, число фундаментальных религиозных движений во всем мире увеличилось в три раза, причем в течение этого периода они появлялись во всех без исключения религиях».[12]

Во-вторых, усиление религиозно-политической оппозиции внутри государства Саудовская Аравия, где ваххабизм является государственной религией. Как известно, Саудовская Аравия и ныне правящая королевская семья занимают ведущие позиции в исламском мире, в том числе в исламском миссионерстве, в распространении ислама, в усилении исламского фактора в мировой политической системе. Огромные нефтяные богатства страны расходуются на все, что служит повышению значимости ислама как мировой религии и укреплению авторитета стран исламского мира.

Религиозная оппозиция в Саудовской Аравии остро критически настроена к Западу, в частности, к росту американского влияния, экономической и политической зависимости от США и других западных государств, которые позволяют себе пренебрежительное отношение к исламским принципам и ценностям. Причем социальный состав оппозиции – это образованные молодые люди из городского среднего класса. Они не выступают против правящего режима, но настаивают на реформах, на необходимости модернизации страны не по-американски, а на основе возрождения традиционных исламских ценностей.

Противоречивость положения правящей монархии очевидна: с одной стороны, проводя свой внешнеэкономический курс, власть вынуждена выходить за рамки средневекового ваххабитского мировоззрения  и, например, дистанцироваться от экстремизма ваххабитского толка афганских талибов, чтобы не скомпрометировать себя в глазах  мировой общественности.

А с другой — в силу исламской традиции, она обязана оказывать помощь единоверцам, чтобы не вызвать недовольство своих граждан – последователей Мохаммада Абд ал-Ваххаба.

Поэтому «нередко представители Саудовских оппозиционных движений в значительной степени ангажированы стратегическими интересами правящего режима, находятся под влиянием специфического патронажа, постоянно практикуемого членами правящей семьи»[13]. Другими словами, контролируемая, частично прирученная внутренняя оппозиция используется властью в зависимости от решаемых ею тактических и стратегических задач. Отсюда вполне доказуемая закономерность:  усиление оппозиционного накала внутри королевства «имеет непосредственное  отношение к росту религиозно-политического радикализма в различных регионах мира, в том числе  и в России. Это подтверждается, например, распространением ваххабитских идей в Дагестане и Чечне  в 90-х годах

ХХ века, в период, когда усилились оппозиционные настроения в самом саудовском обществе»[14]. Именно в такие периоды власти королевства, выдворяя наиболее активную часть оппозиционеров за пределы страны, добивались двойного эффекта – политической стабилизации внутри страны и, одновременно, закрепления своего влияния на мусульманских территориях других стран мира, в данном случае на территории России на Северном Кавказе.

В-третьих, внешнеполитическим фактором распространения ваххабитских идей в Дагестане и Чечне послужил новый всплеск интереса к северокавказскому региону не только соседей – Турции и  Ирана, но и США, бывших советских республик Закавказья и Центральной Азии. «Позиция западных держав относительно кавказской политики значительно изменилась,- справедливо отмечает Л.А. Баширов, — …когда началась эксплуатация нефтяных запасов Каспийского бассейна. Достаточно сказать, что США объявили Кавказский регион сферой своих национальных интересов. В этой ситуации исламский фундаментализм  (и исламизм как его политическое выражение) дает в руки местных политиков исламской ориентации средство выстраивания собственной линии поведения, выработки самостоятельной политической позиции, учитывающей исключительно местные национальные интересы»[15].

В-четвертых, немаловажным внешнеполитическим фактором распространения ваххабитских идей на Северном Кавказе является застарелый ближневосточный конфликт между Израилем и Палестиной, который длится более полувека и в который невольно втянуты страны мусульманского мира. Известно, что этот конфликт стал местом притяжения исламистов-боевиков из многих мусульманских стран. В интересах Израиля и США было появление нового очага исламского экстремизма, куда можно было бы канализировать воинственность моджахедов и, тем самым, ослабить давление на Израиль. Военно-политический конфликт на Северном Кавказе, на территории России, значительно ослаблял позиции РФ в «нефтяных» вопросах и перетянул на себя потоки финансовой и военной помощи боевикам из стран исламского мира.

И, наконец, в-пятых, богатые страны мусульманского мира, особенно арабские страны нефтеносного Аравийского полуострова, щедро оплачивают «воинов ислама», ведущих борьбу за сохранение его фундаментальных основ, за «чистый ислам». В последние годы создано и активно функционирует немало исламских международных организаций   и фондов, оказывающих финансовую, материальную и моральную помощь единоверцам, притесняемым по религиозным или политическим мотивам.

В Дагестане, например, до июня 1999 года активно действовали несколько отделений исламских международных организаций: «Ибрагим аль-Хайрия» (штаб-квартира в Египте), «Спасение» (штаб-квартира в Саудовской Аравии), «Саар Фаундейшн» и «Гаибаг аль-Хайрия», обосновавшиеся в США. Они использовали самые различные каналы для распространения ваххабитского влияния: вещание на специальных исламских радиоканалах, бесплатную раздачу ваххабитской литературы, оплату молодежного туризма и обучения студентов в исламских университетах стран Ближнего и Среднего Востока.

Активизация религиозной  жизни на Северном Кавказе в постсоветское время получила новый мощный импульс в связи с появлением в России официальной саудовской миссии – открытием в Москве посольства Саудовской Аравии. С этого времени Всемирная Исламская Лига (ВИЛ) сосредоточила свою деятельность на финансировании мусульманских организаций России, особенно Северного Кавказа. Уже в 1993 году в Москве и других российских городах были открыты филиалы фонда «Ибрагим Бен Ибрагим», «Ахмед Аль Дагестани», «Общество Шамиля», «Организация исламской солидарности», Медресе имени короля Фахда. На деньги этих мусульманских спонсоров в России строились мечети, исламские культурные центры, тысячи мусульман посетили Мекку и стали студентами исламских учебных заведений в Аравии.

Активизировали свою помощь «мусульманам Кавказа» и другие страны исламского мира — Турция, Арабские эмираты, Кувейт и др. В России открылся Исламский культурный центр, Исламский конгресс, Высший исламский координационный центр — организации, которые максимально использовали сложившуюся за многие десятилетия ситуацию в России, когда государство практически потеряло влияние на мусульман Кавказа, когда официальное мусульманское духовенство,  исчерпало доверие верующих, а других средств и каналов влияния на мусульманское население этого неспокойного региона у российской власти нет, если исключить силовые.